До первой звезды!..

Тамара Павленко

(Рождественская быль)

Они пришли морозным зимним утром и, увидев их со двора в начале улицы, она бросилась в дом и бестолково заметалась по горнице, пытаясь спрятать какие-то остатки добра. Не верилось, что их раскулачат — какие они кулаки?! — всё прожито за годы лихолетья, разграблено бандами, а с едой — дай Бог, дожить до лебеды.

Она металась и успела лишь сообразить, как спасти перину — распорола, выпустила в корыто пух, прикрыла рядном.

Дохнув холодом, распахнулась дверь, и они вошли — не враги, не чужеземцы — знакомые люди, члены сельского совета.

Два дня назад увезли в город арестованного мужа, неосторожно сказавшего: "Был царь Николашка — были щи и кашка, а теперь Советы — ничего и нету". А кто-то донёс на дьякона. Да уж два года, как закрыли церковь и сделали там склад, так что и не дьякон он был, а обыкновенный крестьянин. И вот уже пришли раскулачивать — мозолил глаза добротный дом под железной крышей.

Помертвевшая, стояла она и смотрела, как из избы выносили и грузили в сани мало-мальски годное — самовар, посуду, одежду, которая покрепче, выгребли картошку из подполья, забрали последний мешок муки. Пожива была небольшая, и в сердцах кто-то пнул корыто с пухом. Корыто качнулось, пух-перья разлетелись по горнице, запершило в горле. Всё это время она молчала, как немая, и закричала только тогда, когда стали выводить за ворота рыжую корову Зорьку с коричневым пятном на боку, о котором учительница сказала: "Ой, у вашей коровы на боку нарисована Африка". Вывели и прибившуюся в антоновский мятеж лошадь, раненую и вылеченную Сиротку, смышлёную и с ленцой, чтобы заставить её бежать вскачь, нужно было крикнуть: "Караул! Грабят!". Это была её семья — муж, дети, Зорька и Сиротка.

Она выбежала во двор, обнимала Зорьку, кричала: "Чем я накормлю детей?!".

Тогда один из них засмеялся и сказал:

— Ты что, забыла? Сегодня сочельник, до первой звезды есть нельзя, а потом пусть тебя твой Бог накормит. Сегодня переночуйте, а завтра чтоб духу вражьего, вашего здесь не было, забираем у тебя дом!

Она упала в снег и завыла, дети подбежали, раздетые, кричали, поднимали её. Она вошла с детьми в дом и закрыла двери. Заставила детей — двух девочек и мальчика — собирать пух и перья в перину. Они скоро успокоились, смеялись, бегали за пухом.

— Мама, скоро будем есть?

— Сегодня, деточки, нельзя ничего есть до первой звезды, ведь завтра Рождество!

Она согрела воды, искупала детей, прибралась, вымыла полы, искупалась сама. Так всегда принято под Рождество. Дети просили есть, она поила их тёплой водой, животы у них раздулись.

Смеркалось, и она послала детей на печь, сама сидела оцепеневшая, бездумно смотрела в окно. За окном медленно падал белый снег, лёгкий, как пух из разорённой перины. Хотелось выйти, лечь в эту мягкую постель, заснуть, и пусть снег укроет её от всех бед.

Дети кричали с печи:

— Мама, нет ещё первой звезды?!

— Нет, деточки, спите, я вас разбужу, — говорила она и радовалась, что небо покрыто мглой, и не видно никаких звёзд.

Смертная тоска навалилась на неё, ей казалось, что она пропала и дети пропали, и может, лучше закрыть заслонки и угореть вместе с детьми. Она не могла молиться, она не понимала, зачем Бог допустил на земле такое Зло, которое вот уже столько лет завистью, ненавистью, страхом застит людям сердце.

Небо очистилось, снег лежал ровной, пушистой пеленой и переливался искрами в свете бесчисленных звёзд. Было светло и празднично, и она прогоняла воспоминания о сочельниках детства и первых счастливых лет замужества, когда варили кутью, ставили на стол жарено-парено, а дети нетерпеливо выбегали во двор выглядывать первую звезду. А потом все садились за стол, поздравляли друг друга с Рождеством Христовым, и было у всех на душе радостно, тепло и покойно.

Вдруг она увидела в окно какую-то тёмную закутанную фигуру, быстро шедшую к её дому. Женщина... да, женщина взошла на крыльцо — скрипнул снег под ногами — и тихо постучала.

Она, было, испугалась, да вспомнила, что бояться уже нечего, вышла в сени, отодвинула засов. Низко наклонясь, прикрыв лицо концом тёмной шали, женщина протянула ей ещё тёплый каравай хлеба и несколько варёных картошек.

— Кто ты? — спросила она у женщины. Та покачала головой и сошла с крыльца.

Она зажгла лучину, разбудила детей:

— Вставайте, будем есть — вышла первая звезда!

Дети с жадностью ели, она тоже отломила кусочек, подбирала крошки, очистки, запивала водой.

— С Рождеством Христовым! — говорили они друг другу.

Потом дети заснули, а она молилась перед иконами и просила прощения у Бога за свои сомнения. Потом она легла и стала думать, как быть, что делать завтра и чем спасаться. Решила пойти в соседнее село, к брату и просить приюта хоть на несколько дней. Конечно, у них самих не густо, и невестушка — не сахар, но не дадут же им совсем пропасть. Потом она пойдёт дальше, в другое село, поближе к городу, там живёт сестра, муж у неё работает на заводе, может, чего присоветуют. А работать она согласна день и ночь, любую работу — только бы выжить, спасти детей. Неведомая женщина принесла ей не только хлеб, но и надежду.

Потом она гадала, кто б это мог принести ей тайную милостыню, ведь в каждой семье теперь лишнего нет, и подумала, что утром узнает это по следам. И тут же испугалась, что и другие узнают то же, и женщина поплатится за свою доброту. Она вскочила и хотела выйти, чтобы веником замести следы, но увидела, что снова пошёл снег, теперь уже густой, тяжёлый и укрыл от людей следы Милосердия, ведомые только Богу.

Источник: еженедельная, русскоязычная, газета «Русский Базар», № 51(557), стр. 54. 21-27 декабря 2006 года, Бруклин, Нью-Йорк, США.